Никита принес из холодильника шампанское, коробку "Ассорти”, яблоки. Достал фужеры, зажег свечи, погасил верхний свет, включил музыкальный центр.

            С легким хлопком откупорил шампанское, разлил  по фужерам.

- За что? - спросил Никита, подавая Ольге фужер.

- Конечно же, за Ваше здоровье!

Ольга маленькими глотками отпивала шампанское. Оно приятно покалывало язык множеством иголочек. Вкус шампанского всегда ассоциировался у нее с Новым годом. Этой удивительной ночью, когда искренне веришь, что вот сейчас, через несколько секунд, наступит новый год, и  почти физически ощущаешь, что вот оно, новое, наступило. А на самом деле?! Обыкновенная зимняя ночь, похожая на все остальные. Но именно в эту ночь принято встречать его, Новый год. И все встречают, шумят, веселятся. Главное верить, да, верить, надеяться и ждать. Ольга  поймала себя на мысли, что, хотя до Нового года еще четыре дня, но эти свечи, шампанское… Она закрыла глаза и подумала: "Нам не удастся встретить  Новый год вместе, так пусть этот вечер, со свечами и шампанским, будет нашим Новым годом”.

- Разрешите? - раздался голос Никиты.

Ольга открыла глаза. Никита стоял с бутылкой шампанского – ее фужер был пуст.

- Да, будьте добры.

Никита налил шампанское, Ольга поблагодарила его кивком головы.

В этот момент, после паузы, из динамиков полилась нежная "Тень твоей улыбки”, Ольга узнала голос Хампердинка.

Никита поставил шампанское на столик, приосанился и с полупоклоном обратился к Ольге.

- Разрешите?

- Конечно, я очень люблю эту мелодию.

Никита танцевал  хорошо. Ольга  подняла глаза и встретила нежный, восхищенный взгляд. Никита смотрел  на Ольгу, как будто старался  запомнить каждую черточку ее лица.

Ольга сделала серьезное выражение, но потом не выдержала и улыбнулась.   

            Они танцевали, и Ольге было приятно ощущать эти сильные, но нежные руки. Никита дунул, чтобы откинуть с Ольгиного лба прядь волос. Она мотнула  головой и серьезным взглядом  дала понять, что этого делать не следует. Никита покорно, с виноватым взглядом смотрел ей прямо в глаза. Музыка закончилась. Никита, предложив ей руку, проводил до кресла. Когда  они подошли к столику, он вдруг сказал:

- У меня есть предложение.

- Какое?

            - Мы с Вами "выкаем”, как на товарищеском суде!  Эта громоздкая форма обращения  затрудняет меня и тогда, когда я обучаю Вас водить. Ситуации бывают разные и согласитесь, что  "Ольга Аркадьевна, резко вправо!”  занимает гораздо больше времени, нежели  "Оля, вправо!”, а иногда и доля секунды решает все.

- Если я Вас правильно поняла, Вы предлагаете перейти на "ты”?!

            -Да, Вы меня правильно поняли, а чтобы соблюсти протокол, я предлагаю  выпить на брудершафт…

- Ну, что ж….  Я согласна….

Они подняли фужеры, скрестили руки и стали медленно пить. Выпив до дна, Никита  подождал, пока допьет Ольга,  взял у нее фужер и поставил на столик. У Ольги вдруг сильно забилось сердце. Сейчас он ее поцелует…  Ольга поняла, что этот поцелуй будет не только приятной формальностью, но что он будет Новым годом  в их отношениях. Она была почти уверена, что это начало чего-то нового в ее жизни, и почувствовала, что она хочет этого поцелуя.

            Ольга посмотрела на Никиту, он медленно наклонился к ее губам. Она слегка запрокинула  голову и, когда почувствовала губы Никиты, закрыла глаза, и ей показалось, что у нее подкашиваются ноги, и она куда-то проваливается. Никита обнял ее за талию, привлек к себе, все плотнее прижимаясь к ее губам. Кончик его языка, нежно и робко коснулся ее губ. У нее  кружилась голова. И вдруг, как с обрыва в воду,  Ольга прильнула к Никите, приоткрыла губы, отвечая на поцелуй, обвила руками шею Никиты…

            Никита  ждал, хотел этого поцелуя, но такого он не ожидал – исчезло все;  только  Ольгины губы, она  вся, прильнувшая к нему, а потом и это ощущение растворилось, смешалось с чем-то непонятным, до сих пор неизведанным – он куда-то падал, плыл как по воздуху…

            Вдруг он очнулся  и стал целовать  как сумасшедший, целовать губы, щеки, подбородок, глаза, волосы, шею… Его левая рука расстегнула  верхнюю пуговицу  Ольгиной вязаной кофточки, и он целовал ее грудь. Ольга как безумная мотала головой:

           - Нет… Нет… Нет…, - бормотала она и тут же,  прижавшись к Никите, начинала целовать его лицо…

            Никита взял Ольгу на руки и понес ее в другую комнату…

            Когда Никита поднял ее, она почувствовала неотвратимость того, что должно  было сейчас  случиться, и ощущала  только два чувства: желание и страх. А, когда Никита  стал ее раздевать, еще и чувство неловкости, но ей  нравилось, как эти сильные и ласковые руки метались в поисках крючка или пуговицы…

            В  последний момент, она открыла глаза и увидела приближающееся лицо Никиты. Она хотела сказать: "Я боюсь…”, но он закрыл ей рот поцелуем.

***

            Ольга лежала, закрыв глаза. Слезинки скатывались  по щеке, оставляя мокрый блестящий след. Ольга плакала от счастья, оттого, что поняла -  ей захочется еще и еще раз пережить эти минуты с Никитой. Она уже не сможет без него. Она поймала себя на мысли, что сравнивает Игоря с Никитой, что ей очень  хотелось бы, чтобы Игорь был таким же темпераментным  и страстным. Но за годы их совместной жизни Ольга не могла припомнить ни одного случая, чтобы он дрожал от страсти. Все происходило всегда буднично и почти по-деловому. Игорь не умел наслаждаться близостью женского тела, обладанием им. Все его ласки ограничивались двумя-тремя поцелуями до и одним после. А, когда однажды Ольга проявила инициативу, Игорь, снисходительно улыбнувшись, сказал, что это лишнее, а на  Ольгины слова: "Мне это надо…”  назвал ее самкой, попросив не обижаться. Она лежала тогда, задыхаясь от   обиды и унижения, сделав вид, что уснула. К этой проблеме они больше никогда не возвращались. Все шло по-старому. Ольгино чувство собственного достоинства  не позволяло ей завести роман или любовника. И она ушла  в работу, отдавая ей почти все силы, и нравственные и физические. Начальник ведущей лаборатории, почти закончена докторская, отличная крепкая (при этом слове Ольга горько усмехнулась) семья – ей многие завидовали, руководство ставило ее в пример как образец современной деловой женщины. Но она чувствовала, как меняется внутренне, и это ее пугало. Она становилась все более и более деловой, а слово "женщина”  уже добавлялось как отличительная черта пола.

Еще Маркс на вопрос: "Достоинство, которое Вы больше всего цените в женщине?”  ответил: "Слабость”. А о какой слабости можно говорить, когда речь идет о руководителе лаборатории со штатом  в шестьдесят человек,  ежеквартально перевыполняющей план, ведущей несколько крупных договорных работ, имеющей связи с зарубежными институтами?

            Приезжая в последний раз, Лена сказала после того, как они проговорили весь вечер: " Мать, ты мужаешь!”.  А ей не хотелось мужать, ей хотелось быть и чувствовать себя женщиной. Ведь быть истинной женщиной   тоже очень и очень нелегко.

            И вот встреча с Никитой что-то в ней изменила, в ее поступках ею руководило подсознание – она подчас говорила и поступала так, что удивлялась сама, – откуда это?!!  Очевидно, вышли из-под  контроля  те чувства, которые она загнала  в самые отдаленные уголки своей души.

            Ольга лежала на руке Никиты, прижавшись к его груди и ощущая  лбом его гладко выбритую щеку.

            "А Никита, - подумала она, - он сначала  разжег из маленькой искорки бушующее пламя, а затем бросился в него, ни только не боясь сгореть, а, наоборот, помогая ему еще больше разгореться и после вспышки, соединившей их воедино, он не оставил Ольгу одну, а шаг за шагом прошел весь путь обратно, разделив с ней радость возвращения. Радость, которая  только тогда бывает полной, если возвращаешься  не один.

            До этого Ольга всегда возвращалась одна.

- Оленька, тебе хорошо? – тихо, шепотом спросил Никита.

Ольга кивнула в ответ головой.

- Очень-очень?

            - Очень-очень…, - произнесла она тоже шепотом, чуть приоткрывая губы.

            Ольга расстегнула шубку, становилось жарко. Желание закурить вызвало у нее улыбку – все, с этим покончено. Она стала смотреть в окно на проносящийся мимо черный, страшный, загадочный, освещенный луной зимний лес. Она смотрела на него, и вновь перед глазами был тот  день.

            - Я хочу пить. – Ее давно уже мучила  жажда, но она боялась пошевелиться, ей было очень хорошо лежать вот так на его руке, прижавшись к его груди, слушать, как бьется его сердце.

            Никита осторожно освободил свою руку, положил  Ольгину голову на подушку, поцеловал и, резко выпрямившись, произнес:

- Я лучше сначала принесу, а то опять начнется все сначала…

Ольга улыбнулась.

            Никита  ушел на кухню. Открылась и закрылась дверца холодильника, затем он вошел в большую  комнату.

            Когда Никита появился на пороге,  Ольга невольно рассмеялась. Картина  бала великолепная! В одной руке открытая бутылка шампанского и два фужера, в другой ваза с розами и подмышкой нераспечатанная бутылка шампанского. В зубах он нес коробку конфет. Никита шел, поеживаясь, – бутылка подмышкой была из холодильника.

            - Я вообще-то просила попить, а не выпить, но отказаться от шампанского выше моих сил.

- Тебе охлажденного?

- Нет, давай то… наше…

Никита наполнил фужеры, подал Ольге. Они  медленно пили, смотря  друг - другу в глаза. Ольга отпила половину, Никита взял у нее из рук  фужер, поставил на столик.

            - Можно я приму душ?

- Угу… я сейчас дам тебе большое-пребольшое махровое полотенце…

Никита пошел к шифоньеру, и Ольга, воспользовавшись тем, что он  к ней спиной, пробежала в ванну.

 Когда  Никита подошел к двери, то услышал шум бегущей воды. Он постучал.

- Давай, - Ольга протянула руку, взяла полотенце и закрыла дверь.

 Струйки воды  покалывали  кожу и скатывались  вниз, с шумом разбиваясь о дно ванны. Ольга стояла и смотрела на себя в зеркало, которое висело на стене над ванной. Зеркало было большое, и  она видела себя во весь рост. Ольга внимательно рассматривала  свое тело, как будто  видела его впервые. Она осталась довольна той женщиной в зеркале  и с улыбкой произнесла:

- Грешница…

Женщина в зеркале серьезно ей ответила: " А ты? В чужой квартире, стоишь обнаженная в ванне,  любуешься своим телом…”. Ольга не чувствовала  раскаяния, угрызений совести. Она знала, что это будет, но потом; а сейчас ей было хорошо.

Никита постучал в дверь.

- Нельзя! – крикнула Ольга.

- Я тапочки оставлю под дверью.

- Спасибо.

"А почему нельзя?! Он бы вошел,  увидел меня при ярком свете, взял меня на руки и отнес всю в капельках воды на кровать…”, - мечтала Ольга, но тут же другой здравый голос возразил: " А если  он тоже хочет принять душ, а ты со своими капельками!  Что, тебя в капельках унести, положить на кровать, а затем уйти в ванну? Ты этого хочешь?” – "Не-а!” - сама же ответила Ольга. Она закрыла воду, вытерлась удивительно мягким полотенцем, надела Никитин халат, который был ей явно велик, закатала рукава, посмотрела на себя в зеркало и, улыбнувшись, произнесла по слогам: " Хве – и – ле – хвели – пок”.

Ольга вышла из ванны, ощущая приятную свежесть. Звучала музыка. Никита, обмотавшись простыней на манер римского сенатора, сидел в кресле и курил.

- Дай мне тоже, - попросила Ольга.

Никита подал ей сигарету, щелкнул зажигалкой.

- Сиди, слушай музыку, я быстро…, - и пошел в ванну.

Потом они опять пили шампанское. Ольга с трудом пила, лежа, пытаясь не пролить, но оно все равно пролилось на грудь, Никита тут же стал целовать это место и они снова забывались, даря  друг – другу счастливые мгновенья…

- Ты не находишь, что наш брудершафт несколько затянулся? – спросила Ольга.

Никита медленно покрывал поцелуями ее грудь. Не останавливаясь, он отрицательно покачал головой.

- Который час? – спохватилась Ольга.

- Половина десятого, - ответил Никита, продолжая ее целовать.

Ольга поискала глазами часы и увидела на тумбочке  в изголовье кровати будильник. "А он, оказывается,  успевает еще и  за часами следить!” – неприятно кольнула мысль, но Ольга  тут же оправдала Никиту, – ведь  должен же кто-то один окончательно не терять головы.

- Никита, мне пора.

- Ну, еще немного…

- Поздно уже.

На улице они минут десять ловили такси. В конце - концов, какой-то частник, с интересом рассматривая Ольгу, согласился подвезти. Никита заметил это и тоже сел в машину.

На следующий день утром Никита позвонил Ольге на работу.

- У тебя все в порядке?

- Да, если не считать того, что я не слышала будильника…

- Дома все нормально?

- Да.

- Я хочу тебя увидеть.

- Я - тоже.

- Сегодня можешь?

- Нет.

- А завтра?

- Тоже нет.

- Но я обязательно хочу увидеть тебя до Нового года.

- Я – тоже. Послезавтра?

- Хорошо, я за тобой заеду.

- Не надо. Я приду сама…

…Эти последние слова – я приду сама – долго звучали у нее в голове. Она повторяла их мысленно еще и еще раз… Ей не давала покоя мысль о том, как Никита воспринял вчерашнее? Знал ли он, чем закончится предложенный им брудершафт? Что это для него – очередной роман или нечто большее?

***

Ольга смотрела на проносящиеся мимо заснеженные обочины, освещенные ослепительным, чуть желтоватым светом противотуманных фар. Снег в свете фар приобретал какое-то магическое свойство, – притягивал взгляд и как бы гипнотизировал.

Только теперь, через пять лет, она могла с полной уверенностью сказать, что любила она, а Никита позволял себя любить.

Вначале была вспышка увлеченности, ее-то Никита и принял за любовь. Постепенно это чувство стало слабеть, а любовь,  которая объединяет людей после того, как  пройдет увлеченность, у него не было. Было очень большое увлечение.

Ольга почему-то вспомнила костер. Когда поджигались сухие еловые ветки, они горят ослепительным, ярким огнем, но, если не загораются дрова, то языки пламени слабеют, превращаются в маленькие  красные точки, которые гаснут одна за другой, их становится все меньше и меньше, и вскоре остается только пепел. Он тоже постепенно остывает, и ветер уносит его. Черное пятно выгоревшей травы, уродливое, как родимое пятно, остается надолго. Можно зажечь новую порцию сушняка, но тот костер уже умер. Его нет.

Никита прошел довольно сложный поворот управляемым боковым заносом, и Ольга вспомнила тот случай, когда Игорь ударил ее единственный раз в жизни. Ольга закрыла глаза.

Это случилось через два года после ее знакомства с Никитой. Однажды они возвращались с дачи. Машину вела Ольга, так как с некоторых пор стало очевидно, что у нее это получается лучше. Самолюбие Игоря от этого не пострадало, он охотно уступал ей место за рулем и даже любил при случае с восторгом рассказывать друзьям, что Ольга прирожденный водитель. Ольга отшучивалась.

Ольга любила дорогу на дачу. Сначала асфальтированное шоссе с довольно  сложными поворотами, идущее по холмам. Затем надо было свернуть в лес, и там начинался сносный грейдер, а через восемь километров дорога шла полями. Хорошо укатанная, без колеи, грунтовая, она доставляла Ольге больше всего удовольствия. Дорога была, хотя и с крутыми поворотами, но просматривалась достаточно далеко, и  поэтому можно было без опасности столкновения  входить на большой скорости  даже в закрытые повороты.

 Каждый раз, когда Ольга  ехала  на  дачу одна, выехав из леса, она  останавливалась, глушила мотор, выкуривала сигарету, потом затягивала плотнее, чем обычно ремень безопасности, садилась, как учил ее Никита и скомандовав  сама себе: "Скоростной участок", срывала машину с места, диктуя про себя: "…левый третий, сто правый четвертый…".

На этой дороге у нее была любимая связка из трех поворотов, которые она проходила после очень долгих тренировок с боковым скольжением всеми колесами. Первый раз, когда машину сорвало  в боковое скольжение, она на какое-то мгновение испугалась, но тут же взяла себя в руки и удержала машину на дороге. Через год она уже довела все движения до автоматизма и проходила эти три поворота  особенно четко. Но всегда при этом она ехала одна, а в этот раз ей захотелось удивить Игоря. С дачи они выехали часа в три дня, чтобы успеть дома управиться со всеми делами и спокойно посмотреть вечером по телевизору фильм. Юленьку и Сашеньку уложили спать на заднее сидение. Набегавшись за день,  те сразу же уснули. Игорь сидел на переднем сидении. Проехали деревню, дорога вышла в поле. Ольга вначале немного волновалась, но потом вспомнила слова Никиты: "Села за руль – все переживания прочь!". Представила, что едет одна. Машина шла все быстрей и быстрей. Вот уже виден первый поворот. Он все ближе, ближе. Ольга вела машину, не снижая скорости.

- Оля, притормози, - сказал спокойно Игорь.

- Не мешай! – ответила отрывисто Ольга.

Вход в первый поворот, машину заносит и кажется, что еще чуть-чуть  и…, но машина послушно в нужный момент выходит из поворота, чтобы  тут же войти в следующий.

Когда машина стала скользить боком в первом повороте, Игорь, оцепенев,  широко открытыми глазами смотрел на дорогу. Ему хотелось кричать, но не было воздуха! Когда они, выйдя из первого поворота, вошли во второй, не снижая скорости, Игорь посмотрел на Ольгу и испугался. Она улыбалась, и что-то шептала,  беззвучно шевеля губами. Игорь не мог оторвать взгляда от Ольгиного лица, такого прекрасного, любимого и чужого сейчас. Когда машина вошла в третий поворот, Игорь закрыл глаза, желая только одного: чтобы это быстрей закончилось. Машина вышла из третьего поворота и, не снижая скорости, мчалась дальше. Ольга молчала. Игорь открыл глаза и, боясь смотреть на Ольгу, произнес:

- Остановись!! -  У него невольно получилось вложено два смысла в это слово.

            Ольга сбросила скорость, затормозила, машина плавно остановилась. Она  удивленно посмотрела на Игоря. Встретившись с ней взглядом, Игорь некоторое время глядел ей прямо в глаза и… вдруг ударил ее по щеке. Ольга отшатнулась не столько от боли, сколько от унижения – первый раз Игорь поднял на нее руку. И потом этот его взгляд…

            - Дрянь! – выдохнул Игорь и откинулся на спинку  сидения. Он понял, что у Ольги был и есть учитель, и уже давно. Обида душила, сжимала сердце. Он понял, что раз Оля ни разу не обмолвилась, что учится хорошо водить машину, значит…,  значит…  "Нет! Нет! Нет!" – этот немой внутренний  крик  оглушил его. Другая мысль, которая обрушилась на него, была: " Я ее ударил!". Игорь сидел, близкий к обморочному состоянию. Но ударил он ее сейчас за детей, жизнью которых она рисковала. Игорь открыл глаза, – дверца была распахнута, Ольги не было за рулем. Он увидел ее сидящей на траве метрах в десяти от машины. У нее  вздрагивали плечи. Она плакала. Игорь посидел еще некоторое время, потом вышел, медленно подошел к Ольге. Она плакала навзрыд, вытирая слезы пальцами и размазывая при этом тушь по щекам.

            Игорь стоял молча. Он знал, что сейчас заговорит первый, попросит прощения.

- Игорек, бога ради,  ничего не говори, - произнесла Ольга, всхлипывая после каждого слова. Она  боялась, что Игорь начнет просить прощения, утешать, успокаивать ее, и она перестанет его уважать.

            "Да, я дрянь! Он сто раз прав. Эту пощечину я заслужила давно. А сейчас, как я могла забыть о ребятах?!! Но ведь я о них не забыла, я помнила, простоя была абсолютно уверена, что пройду эти повороты так, как я их и прошла. Боже, но какой был взгляд у него?! Что я наделала, ведь он теперь будет мучиться, казниться, что ударил меня! А он мог и должен был, наверное, меня даже избить. За все!…  Признаться  во всем Игорю сейчас, тут… Он добрый, он меня любит, он простит.  И тогда больше ни одной встречи с Никитой. Но я не могу без Никиты, не могу! Я люблю его, люблю, люблю!! Да, я знаю все его недостатки, но все равно люблю. Никита изменился, его, наверное, мучает совесть, что у меня семья. Он явно стал меня избегать и я, как последняя девка, домогаюсь встреч… Я не могу без него, не могу! Мама, за что мне такие мучения?! Мучаю Игоря, себя. Скоро подрастут дети и поймут цену образцово-показательной, как считают все окружающие, семьи…". Ольга оперлась рукой о землю, хотела встать. Не было сил. Игорь бросился, помог ей подняться, отряхнуть брюки. Она поблагодарила его кивком и медленно, как делает  первые шаги после долгой тяжелой болезни, прикованный к постели больной, пошла в поле. Игорь хотел было пойти за ней, – он боялся оставлять ее в таком состоянии, но Ольга махнула рукой,  и он остался стоять на месте.

            Она шла, слезы высыхали, но приходило не успокоение, а гнетущее чувство душевной усталости, пустоты. Ей хотелось побыть одной, во всем разобраться и решить. Решить?! Ольга даже улыбнулась. Она уже все решила. Решила тогда, когда  Никита предложил выпить на брудершафт. Ольга остановилась,  хотела поправить прическу, косметику, но косметичка была в машине. Надо было возвращаться.

            Она обернулась. Игорь стоял на  том же месте и смотрел на нее. Она грустно улыбнулась, и, хотя расстояние  было велико, чтобы разглядеть выражение лица, ей показалось, что Игорь улыбнулся ей в ответ. Она вздохнула, и шаг за шагом пошла к машине. Она возвращалась. Ольга  шла, не глядя под ноги, – она всматривалась в лицо Игоря, которое с каждым шагом становилось все отчетливей видно. Она шла и знала,  что сейчас извиниться перед Игорем, поцелует спящих детей. И на днях, нет завтра, да, прямо завтра же, позвонит Никите. Она поняла, что этот узел суждено разрубить не ей. Ей предначертано, его, завязав, затягивать все туже. Чтоб не развязался.

            Никогда впредь Игорь не вспоминал, по крайней мере, вслух, об этом   случае.

***

Никита резко переключил передачу. Шоссе шло в гору. Ольга очень хорошо знала эту дорогу, – за этим подъемом начинался почти кавказский  серпантин.

- Никита, не увлекайся…

Он в ответ погладил ее руку.

Никита мастерски прошел вершину подъема, не дав машине сорваться в прыжок. Справа от дороги, внизу, текла довольно быстрая речка, но сейчас, скованная льдом, она угадывалась только по противоположному берегу, покрытому лесом, а на этом берегу кое-где рос кустарник. Летом оба берега были одним из любимых мест отдыха горожан. Машины, палатки, надувные лодки, люди, - все это казалось отсюда сверху игрушечным.

Никита хотел срезать очередной поворот, когда увидел свет фар, осветивших ограничительные столбики на его стороне дороги. Через секунду из-за поворота появился КАМАЗ с прицепом. Никита только успел подумать, что для машины с прицепом скорость великовата, как увидел, что прицеп стало заносить.

• 2011 Январь